Единство национального и общечеловеческого в лирике мирзо турсун-заде. Его конкретное проявление и художественные формы Исполнитель

Единство национального и общечеловеческого в лирике мирзо турсун-заде. Его конкретное проявление и художественные формы

Лирика Мирзо Турсун-заде дает богатые и многочисленные образцы и формы художественной диалектики национального и общечеловеческого начал.

Сегодня, когда развитие культуры не мыслится без непрерывно углубляющейся интеграции этнокультур, не может быть и речи о «замыкании» поэта в каких-либо определенных рамках.

{spoiler=Подробнее}      

Методологическая основа литературоведения открывает закон преемственности лучших традиций любой национальной поэзии в условиях современности. В этом смысле и современная таджикская лирика, включая творчество Мирзо Турсун-заде, формировалась благодаря творческому освоению приемов, форм и жанров классической лирики. Этот процесс шел на фоне общего развития таджикской этнокультуры. У истоков таджикской классической лирики находилась плеяда таких талантливых поэтов, как Рудаки, Абу Шакур Балхи и Дакики.

В эпоху средневековья лирика равивалась благодаря Руми, Саади, Амиру Хосрову. В лучших произведениях, особенно в стихах Фирдоуси, Хайяма, Хафиза, Джами, проявились те художественные элементы и образцы, которые составили национальную основу таджикской современной лирики.

В таджикской поэзии Х1Х века заметное место занимал Ахмад Дониш, вокруг которого группировались поэты-просветители Шахин, Савдо, Асири и др. Именно они закладывали фундамент диалектики интернационального и национального начал в таджикской поэзии. В дальнейшем это диалектика продолжала развиваться в творчестве А.Лахути, П.Сулаймони, М.Амин-заде, М.Рахими, Х.Юсуфи, Б.Рахим-заде, М.Миршакара, М.Каноата, А.Шакухи, Л.Шерали и др. Их вклад в поэтическую этнокультуру трудно переоценить. Однако наиболее выпукло дилектика общечеловеческого и национального раскрывается в лирике Мизо Турсун-заде.

В литературоведении долгое время бытовал взгляд на лирику как на интимный род искусства, характеризующийся главным образом наличием диалектики переживания, своего рода мгновений человеческой жизни. Такой взгляд, по существу, не учитывает необходимости наличия в лирических произведениях диалектики национального и общечеловеческого начал, так как образ-переживание изначально мыслится как общечеловеческое явление.

Между тем творчество современных поэтов-лириков опровергает эту точку зрения. В этом отношении чрезвычайно показательна лирика Мирзо Турсун-заде, которая составляет значительный раздел его творчества и которая стала достоянием многонационального читателя, благодаря переводам И.Сельвинского, С.Городецкого, С.Гудзенко, В.Державина, Я.Смелякова, Н.Тихонова, А.Сафронова, Т.Стрешневой, Я.Козловского и других талантливых русских поэтов.

Единство национального и общечеловеческого в поэзии Мирзо Турсун-заде проявляется на различных уровнях[1]. В этом ее уникальность и самобытность. Непрестанно наблюдаются диаклектические  п е р е х о д ы  национального начала из идейно-художественного центра на художественно-формальную «периферию» и общечеловеческого начала от «периферии» к центру.

«В стихах на интернациональную тему наиболее полно раскрылись качества,присущие всей поезии Мирзо Турсун-заде; сложное сочетание гражданской страстности,пафоса и глубоко личного восприятия жизни,- справедливо пишет Б.С.Мусаева.- Тема дуружбы народов находит у поэта разнообразное художественное решение; он обращается к лирическому монологу, к патетический ораторской речи, раздумьям или воспоминанию, а  иной раз – к мгновенной зарисовке какого – либо явления, за которым поэт чутко улавливает проявление великой дружбы, единство народов»[2].

В лирике Мирзо Турсун-заде эту диалектику можно наблюдать в так называемой л о к а л ь н о-т е р р и т о р и а л ь н о й сфере.  Таджикистан стоит в центре таких стихотворений, как «Наш тост», «Орел», «Хранителю сокровищ», «От Бадахшана до Кремля» и многих других, а интернациональное поэтическое представление, связанное с жизнью Украины, Казахстана, Узбекистана, России, Москвы являются художественным обрамлением и общим идейным выражением этой лирической темы.

Внутренным ощущением национального и общечеловеческого начал пронизаны строки стихотворения Мирзо Турсун-заде «Наш тост». Диалектика национального и интернационального, выражения в конкретных эстетических-нравственных фактах этнокультуры, проступает здесь не только на «поверхности» строк, но и в чувственно-образном подтексте: лирический герой – «южанин», сын солнечной республики, согрет дыханием Москвы. Как видим, художественная топография, четко очерченная в тексте стихотворения, диалектически сливается воедино в его подтексте.

Аналогичное явление наблюдается и в стихотворении Мирзо Турсун-заде «Орел», где «топографическое» слияние общечеловеческого и национального начал диалектически превращается в мощный художественный символ общности народов, хотя географически и отдаленных друг от друга, но идейно и эмоционально родственных. Обращаясь к русскому народу и сравнивая его с орлом, «пернатым наставником», поэт говорит: «Влился в твою ширь мой народ навека».

Символичен и другой лирический образ (стихотворение «Хранителью сокровищ»). На этот раз поэт обращается к своей республике, но художественные сравнение вновь раскрывают диалектику национального и общечеловеческого начал.

Локальные образы поэзии Мирзо Турсун-заде от стихотворения к стихотворению обогащаются новыми переживаниями единства национального и интернационального. Слияние образа Таджикистана и образа Москвы как лирическое воплощение диалектики национального и интернационального, безусловно, можно увидеть и в стихотворении «Золотая страна»: «Будь счастлив, мощен и богат, Таджикистан родной, ... Будь мастером великих дел, сравнись во всем с Москвой».

В лирике Мирзо Турсун-заде единство национального и общечеловеческого художественно проявляется и в изображении обычных людских, межличностных отношений. В стихотворении «Невеста из Москвы» юноша-таджик, защищающий Родину, полюбил русскую девушку. Здесь локальное, сочетаясь с психологическим, приводит к новому воплощению диалектики национального и общечеловеческого. Мать героя, «приглядевшая» жену для сына, поначалу огорчена тем, что у него уже есть подруга, которую зовут Елена. Но затем, поняв, что на поле боя их кровь «текла, соединяясь», что им «одна и та же смерть грозила», - дает согласие: свадьба ее сына с девушкой из Москвы будет сыграна по таджикским обычаям. И здесь в подтексте проступает кардинальная идея всего творчества Мирзо Турсун-заде о единстве этнокультур.

Символично слияние локальных образов в лирическом стихотворении Мирзо Турсун-заде «Сын твой приезжает». Здесь диалектика национального и общечеловеческого также проявляется в системе образов, связанных со священной войной. Сын Таджикистана становится «отчизны неусыпным стражем».

Диалектика национального и общечеловеческого проявляется в поэтическом ощущении единства родины Мирзо Турсун-заде с другими республиками. Это проступает, например, в таких строках: «Украина, словно брата, встречает таджикского сына»:

И промолвил «рахмат», глядя в очи дивчины,

И поднося к глазам щедрый дар Украины.[3]

                   (Стихотворение «Хлеб и соль». Перевод В.Цыбина).

Лирический герой прибыл на Украину из солнечного Таджикистана, и его внимательный взгляд видит национальные приметы другой республики. В древнем национальном обычае – преподносить друзьям хлеб и соль – герой Мирзо Турсун-заде открывает для себя новое значение, новый смысл: единство братских народов. В лирике М.Турсун-заде объединяющим  началом могут стать не только национальные приметы народов, но и так называемая «движущаяся топография». В стихотворении «Переселенец» эту роль выполняет Амударья, которая соединяет таджикский и узбекский народы:

Сквоз весь Таджикистан пройдет Аму, потом

Узбекские сады к ней припадают ртом.

И кайраккумский зной прочертит свет волны,

Как синяя строка на поле золотом.

Так дружба на земле – победна и сильна.

Так нитью доброты связала нас она.

Способна реки все в одно соединить

И напоить тебя, великая страна[4].

                        (Перевод Л.Шипахиной).

Чувством единства, дружбы и братства таджикского и казахского народов пронизано стихотворение «Братьям казахам». Душой казахского народа, по мнению поэта, является Джамбул. Именно в образе Джамбула сливаются национальное и общечеловеческое. Казахский поэт увидел «интернационализм в действии», который привел «трудящихся к власти», и принес счастье в «казахские юрты». Именно перед Джамбулом столь благодатно открылся новый мир. Лирический герой передает привет казахам от Таджикистана. В этом стихотворении Мирзо Турсун-заде уверенными штрихами рисует национальный пейзаж родной республики: и «долины цветущие», и «заоблачные вершины»... Так пафос дружбы народов усиливает диалектику единства национального и общечеловеческого начал:

Навеки спаяны в одну семью,

Мы вместе славим Родину свою,

И дружбу, и великий наш народ,

И мирный стяг, что к цели нас ведет[5].

(Перевод В.Державина)

Образ Родины в поэзии М.Турсун-заде мыслится как явление интернациональное. Диалектика национального и общечеловеческого для поэта становится наиболее важной формой лирического мышления.

Этот вывод играет принципиально важную роль при анализе стихотворения Мирзо Турсун-заде «В Дагестане». Здесь четко проследивается взаимосвязь двух этнокультур. Лирический герой прибыл в Дагестан, нарушив древние традиции таджиков. Он, не скупой потомок Омара Хайяма, прилетел в Дагестан «без вина и чаши». Эта начальная поэтическая фраза вводит в мир национальных традиций Таджикистана. Зачин стихотворения носит явно иронический характер. В ироническом освещении передаются и национальные обряды дагистанцев, например, когда горцы бросают в окно девушки папахи, чтобы она сама  выбрала жениха. Лирический герой с юмором признается, что его тюбетейку красавица Дагестана, «смеясь, отвергла б все равно». Дагестанский обряд под пером М.Турсун-заде становится активным фоном, на котором разворачивается дружеский вечер поэзии. Встреча поэтов братских республик – это новый обычай. Именно он вносит изменение в традиции Востока, где женщина не имела права сидеть в присутствии мужчин:

И женщина сидела с нами рядом,

Стихи не зря в ее звучали честь.

И нас она окидывала взглядом,

Не ведая, кого же предпочесть[6].

                                                          (перевод Я.Козловского)

Таким образом, дружба таджикского и дагестанского народов предстает не в старых традициях, а в новом, общечеловеческом свете.

Локально-территориальная образная сфера поэзии М.Турсун-заде способствует боле полному раскрытию категории национального и общечеловеческого.Этот уровень лирики таджикского поэта можно считать универсальным. Он выходит за пределы своего государства.

Стихотворения, посвященные зарубежной тематике, и даже целые  циклы – явление довольно частое в современной литературе. Таковы «зарубежные» стихи В.Маяковского. В этом же русле находятся циклы М.Бажана, М.Рыльского, а также произведения других современных поэтов.

Таджикская поэзия еще в 20-е годы обращалась к теме угнетенного зарубежного Востока. Об этом говорят стихотворения А.Лахути, П.Сулаймони.

В 30-х годах неоднократно обращался к темам, связанным с международной жизнью, и Мирзо Турсун-заде. Поднимая голос против фашизма (стихотворения «Дочери Астурии», «До свидания, дорогая мама», «Согласие матери», «На бой!», «Никогда», «Таджикский богатырь») в защиту народов Испании и всей Европы, которые оказались под пятой гитлеровцев, он предостерегал от страшной угрозы войны, нависшей над миром. Но тогда его поэтической мысли была свойственна определенная декларативность. В дальнейшем разработка зарубежной тематики претерпевает в поэзии М.Турсун-заде несомненную эволюцию. Расширяя территориальную сферу связей лирического героя, Мирзо Турсун-заде сохраняет «таджиксий мир». Этот мир становится тем национальным и общечеловеческим центром, который притягивает и обнадеживает народы зарубежного Востока. Мирзо Турсун-заде ярко и темпераментно раскрыл правду о многих сторонах жизни народов Вьетнама, Афганистана, Пакистана, Ирана, Индии. Угол зрения и восприятие лирического героя произведенний поэта становится острее, ум восприимчивое. Он смотрит на жизнь другого народа глазами интернационалиста, глаза друга, который появился в угнетенной стране Востока, как «первая волна весны».

В стихотворении «Два платка» рассказывается о «девушке Таджикистана» и «девушке Вьетнама». Здесь изображается обычай многих народов, когда девушка дарит платок своему возлюбленному.

За национальными приметами стоят явления нового времени. Это и свободный труд наших людей, и счастливое материнство.

Другой платок лирическому герою подарила в Париже, на конгрессе мира, девушка героического Вьетнама. В этом случае поэт раскрывает мир вьетнамской этнокультуры, но и она пронизана нитернационализмом:

И вышита мечта ее была на том платке:

Вьетнама карта, а над ней, над картой, в уголке,

Алело знамя, знак борьбы в том южном далеке[7].

                                        (Перевод Н.Тихонова).

Поэт верит в светлое будущее, когда девушка Вьетнама, победив врага, сможет отдать платок любви «под пальмой в счастья час в своем родном краю» и, как девушки Таджикистана, «будут растить семью свою».

Лирический герой Мирзо Турсун-заде активен в преодолении пространства: он посещает Париж, Африку, Азию. Отдаление от родины обостряет его чувства. Так, в стихотворении «Дочь соседа» рассказывается о перебывании героя в Пакистане. «Пакистанское» становится своеобразным импульсом для воспоминаний лирического героя. Он видит нищету чужой страны и припоминает историю родного Таджикистана, Душанбе, родного кишлака. В этом примере национальный облик Пакистана воспринимается сквозь призму социальной несправедливости,  царящей в нем. Однако главное пространство стихотворения «Дочь соседа» занято рассказом о Таджикистане. Таким образом, диалектика национального и общечеловеческого у Мирзо Турсун-заде вновь и вновь распространяется на две этнокультуры: таджикскую и пакистанскую.

Центральное место в разработке зарубежной темы в лирике Мирзо Турсун-заде занимает индийский цикл стихов. Он состоит из двух разделов: первый – «Индийская баллада», куда входят стихотворения «Возвращение», «Индийская баллада», «Тара-Чандри», «Ганг», «Западный гость», «В человеческой памяти», «Высячий сад». Во второй раздел – «Путешественник по Индии» - Мирзо Турсун-заде включил стихотворения «Путешественник по Индии», «Таджмагал», «Шляпа профессора Ахвлендиани», «Мой тост», «Две дороги». Эта циклизация была принята автором в 1949 году. Впоследствии он отказался от нее, изменив расположение стихотворений и поставив в начало сборника «Индийскую балладу». Мы придерживаемся измененной авторской циклизации, так как между первой и второй частями наблюдается довольно заметное различие. Во втором цикле меньше лирических отступлений, меньше экзотических пейзажей Индии.

Первая «встреча» с Индией у Мирзо Турсун-заде произошла благодаря рассказам друзей и прочитанным книгам. Но воочию увидев великую страну, поэт и его лирический герой уже не мельком, а до конца прониклись духом национального культурного богатства. И оба ощутили великую скорбь, видя страдания угнетенного народа.

Однако эмоциональность второй части цикла несколько приглушена. В ней место поэта занимат публицист, глашатай свободы. И все же в лучших стихотворениях – «Путешественник по Индии», «Две дороги» - вновь поэтически сильны и убидительно раскрывают не только социальные контрасты, но и сама тему судьбы народа в условиях феодально-колониального гнета. В заглавном стихотворении цикла – «Индийская баллада» - экспозиция строится на образе-воспоминании лирического героя. Он совершает мысленное путешествие в древний Самарканд, где за городскими стенами, за кладбищем, за дувалом глухим некогда стояло пять-шесть хижин. Это было поселение прокаженных. Такое вступление предвосхищает зрелище Индии 1947 года, когда в стране существовало еще шестьдесят миллионов «неприкасаемых». И тут же – чудеса и красоты Индии, увиденные поэтом: маги, мраморные рамы и древние дворцы, нежно поющие девушки, танцами рождающие пламя в сердцах, черные, пугливые девичьи глаза легких газелей, белые слоны. Вот он – прием контраста, столь характерный для лирической поэзии, противопоставление двух стихий: богатейшей национальной этнокультуры Индии и беспросветного бытия угнетенного народа. Вот почему индийская экзотика отодвинута на задний план. Лирический герой знает, в чем прелесть сказочной Индии, но говорить об этом не будет, ибо его волнует не это, а то, что «народ живет в нищете беспросветной».

Мирзо Турсун-заде, поэту-интернационалисту, был совершенно необходим поэтический прием контраста, чтобы резче показать читателю свое отношение, независимо от легендарной основы, к социальной истории Индии и к ее современному положению.

Прием контраста связывается с локально-территориальным сопоставлением. Как отмечает Х.Шарифов, поэт, следуя лучшим традициям классиков, умело использует прием контраста для «выработки собственного, оригинального художественного стиля»[8]. Не случайно в зачине баллады лирический герой вспоминает о том страшном «лепрозории», что когда – то находился у древних стен Самарканда, связывая это воспоминание с впечатлением от зрелища индийской касты «неприкасаемых». Таким образом, даже в элементах внутренней композиции «Индийской баллады» наблюдается диалектическое единство национального и общечеловеческого начал.

Следующее стихотворение индийского цикла – «Западный гость», в котором Мирзо Турсун-заде также раскрывает эту диалектику, и основано на таком же приеме контраста. В экспозиции автор описывает природу Индии, вводя читателя в яркий, красочный мир, в мир экзотики. Он дает подчеркнуто идиллическое представление об Индии, привлекая многие атрибуты восточной поэзии: афористичность, цветистые метафоры, изящные сравнения: «Там синева заоблачных глубин // От зноя пламенеют, как рубин. // Там об утесы бьется водопад, // Как будто ртути сыплется каскад...».

Затем, используя такой же прием противопоставления, Мирзо Турсун-заде рассказывает о том, как Индией завладел «гость надменный из западных туманных стран». Яркий, красочный мир индийской этнокультуры разрушается. Лирический герой испытывает боль и сострадание. «Западный гость» становится хозяином страны, грабит индийский народ, сеет межнациональную рознь. Он охарактеризован следующими сравнениями: «Как язва цепкий, хитрый как лиса». Ему, стремящемуся не к познанию, от локально–территориальному господству, принципиально чужда этнокультура другой страны. И автор всем идейным строем стихотворения настойчиво подчеркивает эту отчужденность.

«Надменный гость» не замечает красоты попранной им Индии, и поэт вновь напоминает читателю о богатстве страны, созданном миллионами «неприкасаемых». И вновь образная антитеза: рядом с танцовщицами, «чьи пояса в рубиновых огнях», стоят толпы оборванных людей: «При виде их не мог сдержать я слез // И сердце жаром гнева занялось». Традиционные поэтические слезы восточных поэтов в данном случае говорят о нарастающем гневе лирического героя.

В финале стихотворения звучит прямой призыв: «Индусы! «Гостя» гнать домой пора, // Охотника до вашего добра!». Мягкая лирическая интонация уступает место пламенному призыву.

Призыв к борьбе звучит и в стихотворении «Ганг». Его экспозиция представляет собою философское размышление поэта о судьбе Индии. Образ Ганга олицетворяет Индию, ее силу и могущество. Ганг – это придел земли, к которому мечтал прийти и пришел Александр Македонский. Ганг горд, как народ, но он, «как дарвиш, лик от мира отвратил». Тысячеленее молчание Ганга, его уход в пустыню, подобно уходу Меджнуна, полны загадочности. Мудрость этой реки заставляет лирического героя воскликнуть: «О Ганг могучий! Что же ты молчишь? Зачем, как океан, не зашумишь?». Здесь нельзя не увидеть еще одно проявление диалектики национального и общечеловеческого начал в лирике поэта. Ганг – священная река индусов, в которой, по древним поверьям, должен совершить омовение каждый, кто пересекает пространство, отправляется в путь из одной области в другую, - является у таджикского поэта ярким и многозначным образом-символом, эмблемой единства различных культур.

С вопроса-восклицания «О Ганг могучий! Что же ты молчишь?» Мирзо Турсун-заде начинает лирическое повествование о реке-матери, о реке – свидетельнице многовековых страданий индийского народа. Мысль о народных страданиях и о неистребимости культуры Индии подчиняется себе всю образно-словесную структуру стихотворения. Так, например, уникальна система метафор, применяемая поэтом. Он сравнивает Ганг с «млечным поясом» страны и с «покрытым ржавчиной мечом».

Желтизна «кожи» Ганга в сравнении с цветком шафрана воспринимается как знак печали. Вместо того, чтобы орошать сады, цветники и поля, воды Ганга «в недрах сердца своего» глубоко скрыли мечту и чаяния народа. Но лирический герой верит в возможности Ганга, хотя он «осуждает» его за безразличие ко всему окружающему. Действительно, воздух над Гангом раскален, индийский народ уже не может жить в удушливой обстановке двойной эксплуатации, о чем как бы и напоминает Гангу лирический герой. Ему кажется, что Ганг несет в океан «кровь, пот и слезы стонущих крестьян».

Лирический герой напоминает Гангу о его былом величии и призывает по-молодому кипеть и волноваться, бурлить, как часть мирового океана. Сопряжение локально-территориальных стихий, сфер, давняя культурная связь таджикского и индийского народов обнаруживаются здесь со всей идейно-художественной очевидностью. И, в свою очередь, явления различных национальных этнокультур диалектически объединяются в доказательстве общности национального и общечеловеческого.

Богатством интонаций окрашено стихотворение «Тара-Чандри». Краса и гордость индийского народа, искусная танцовщица Тара-Чандри своей судьбой схожа с танцовщицей Комде, воспетой Бедилем, индийский поэтом ХУП века, писавшем на фарси. Исследователи лирики Мирзо Турсун-заде В.Огнев, Ю.Бабаев, З.Османова и другие отмечают, что поэт не только ищет историческое в дружбе двух народов, но удачно находит и литературные аналоги, свидетельствующие о давней дружбе индусов и таджиков. Вот почему в стихотворении «Тара-Чандри» появляется Бедиль, видный представитель «индийского стиля» в ирано-таджикской поэзии, появляется певец Модан и танцовщица Комде – герои его одноименной поэмы.

Характерно, что они воспринимаются как подлинно поэтическое воплощение родства двух культур:

О ты, индус, и ты, таджик,

Вы, чьи сердца, как две свечи!

Бедиль сгорел на их огне,

Что, как две солнца, горячи[9].

                           (Перевод В.Державина).

Бедилю посвящаются многие строфы. Они воспринимаются как своего рода «стихотворение в стихотворении», как вставная новелла, художественная функция которой состоит в том, чтобы связать прошлое с настоящим, чтобы напомнить о традиционных связах народов Индии и Таджикистана.

Диалектику национального и общечеловеческого начал, при всем многообразии проблематики лирических стихов индийского цикла Мирзо Турсун-заде, необходимо раскрыть в ее идейно-тематических проявлениях. Это, во-первых, мотив движения, преодоления локально-территориальных пространств. В то же время и сам по себе этот момент диалектичен: «западный гость», «гость» из туманного Альбиона («из западных туманных стран»), пересекая пространство, приходит в Индию как завоеватель. Посланец «страны Весны» протягивает индусам руку дружбы. И если колонизаторы предстают в индийской лирике Мирзо Турсун-заде как некая абстрактная, обезличенная злая сила, то друг из «царства свободы» национально-конкретизирован и вполне определенно обозначен в качестве таджикского поэта и его лирического героя. Во-вторых, движением, преодолением локально-территориальных пространств, которое осуществляют поэт и его лирический герой, руководит жажда познания иной этнокультуры в сопоставлении ее со своей, таджикской.

Диалектика борьбы многогранна и противоречива, но Мирзо Турсун-заде сводит ее к четкому выводу: добро должно восторжествовать над злом, это историческая неизбежность. В стихотворении «Таджмагал» герой призывает:

Пусть уходят враги, мы друзей к себе ждем,

Широко мы объятья друзьям распахнем[10].

                                (Перевод. Т.Стрешневой).

Локально-территориальная сфера национального и интернационального в поэзии Мирзо Турсун-заде получает символическое наполнение, и в результате создается яркий художественный образ «радуги над миром» (так называется одно из стихотворений поэта).

Таким образом, понятие дружбы между народами в лирике Мирзо Турсун-заде, отражая диалектику межнациональных отношений и локально-территориальных связей стран, превращается в этическую категорию. Поэт интерпретирует ее как необходимый исторический процесс диффузии эмоционально-экспрессивных функций общения между народами (родство социальных интересов, сочувствия, взаимопонимания).

Идею дружбы между народами поэт экстраполирует в сферу межгосударственных контактов, конечной целью которых являются для него освобождение людей от колониального и социального гнета.

Диалектика национального и общечеловеческого начал проступает в лирике Мирзо Турсун-заде не только в  л о к а л ь н о-т е р р и т  о р и а л ь н о м, но и во в р е м е н н о м  п л а н е, в сопоставлении прошлого и настоящего.

В двух временных измерениях воспринимается рассказ лирического героя в стихотворении «Гиссарская долина». В начальной части этого произведения изображается прошлое Таджикистана. Временная категория национального включает в себя детские годы героя. Здесь говорится, что он играл в «альчики», катался на осле. Родители героя бедняки.. Отец – «нищий», «лежал в своей лачуге, задыхаясь» от болезни. Мать – забитая горем женщина, «уставится в какую-либо точку» и часами «стоит в оцепенении». Описывается и быт «старого дома», который находился в «развалинах угрюмого Гиссара». Венчает прошлое в стихотворении «Гиссарская долина» крепость – оплот мракобесия и соционального гнета. В эту крепость, похожую «на совесть палача», направляли людей для расправы. Все эти детали связаны с национальным.

Показательно, что «интернациональная» часть стихотворения «Гиссарская долина» сочетает в себе два лексических пласта. Поэт сохраняет национальное в названиях одежды, в поэтике сравнений. Вместе с тем, Мирзо Турсун-заде описывает новый быт, новые социальные группы и т.п.

Качественный сдвиг, который передан в стихотворении, мог бы выглядеть несколько декларативно. Но Мирзо Турсун-заде ввел в канву национального и общечеловеческого судьбу лирического героя рассказчика. Ошущение движения времени способствует познанию героем сложной диалектики жизни. Всю эту лирическую историю рассказывает умудренный опытом человек.

Вот его первоначальное признание: «В былые годы юности моей // Не понимал, не представлял я жизни». В дальнейшем лирический герой размышляет о том, как сложилась бы его судьба, если бы не произошли социальные изменения в Таджикистане: «Скажи, что дать могло такое детство? // Кем вырасти бы мог певец Гиссара?». Эти и другие лирические ремарки стихотворения «Гиссарская долина» усиливают достоверность рассказа  о том, как жизнь героя обновлялась вместе с обновлением родного края и старая культура обновлялась, сменялась новой. Общечеловеческое, как убидительно показано в стихотворении Мирзо Турсун-заде, придает национальному новое содержание.

Диалектический переход от старого к новому прослеживается и в стихотворении Мирзо Турсун-заде «Бадахшан». Мир горного Таджикистана изменяется благодаря тому, что «пришел на помощь русский богатырь» и народ «вздохнул свободно».

Временная диалектика проявляется у Мирзо Тусун-заде в том, что сущность художественного времени является движение – перемещение лирического героя, а также поступательный ход истории. Отсюда и изображение преобразований действительности родного Таджикистана и изменений в сознании лирического героя.

В ранней поэзии Мирзо Турсун-заде лирический герой катигоричен в оценке прошлого, национального. Но эта категоричность не противоречит диалектике жизни, герой осознает процесс движения.

Стихия национального и общечеловеческого, прошлого и настоящего, зрелости и юности проявляется и в стихотворении «Воспоминания юности». Лирический герой ведет рассказ о своей возлюбленной:

Пройдя сквозь пламя, для меня ты верная опора,

Шагала к новой жизни ты средь ясного простора,

Вбирая жадно все вокруг без страха и укора,

И стала самой дорогой ты женщиной Востока,

Таджикистана дочь и честь, стих вечности Востока[11].

                                                  (Перевод В.Цыбина).

Поступательное движение времени определяет и изменения в характере самого лирического героя. Идея быстротекущего времени определяет диалектику прошлого и настоящего в лирике Мирзо Турсун-заде. Единство противоположностей – прошлого и современного – у стихотворении «Мы пробивались на Хорог» переход к новой жизни изображается не просто как резкий скачок, а как «подход», «движение» к этому скачку. Диалектика прошлого и современного здесь усложняется и предстает в форме изображения тысячелетней борьбы народа за свое будущее.

Прошлое Таджикистана передано через образы рабов, бедняков, знахарей. Залогом этого служит необоримое народное жизнелюбие и стойкость. Новое в этом стихотворении воспринимается как интернационализация традиционной этнокультуры. Народ пробил новую широкую дорогу на Хорог, и горные таджики, жившие столетиями вековыми представлениями, вступили в новый мир.

Лирический герой Мирзо Турсун-заде глубоко ощущает и, так сказать, физическую диалектику времени – его дискретность и непрерывность, замедление и ускорение. Если прошлое для героя характеризуется медленным движением времени, то настоящее определяется ускорением хода времени, постоянной изменяемостью жизни. А это в свою очередь определяет сохраняемость прогрессивных национальных элементов и отпадение всего косного под натиском интернационализации жизни.

Единство национального и общечеловеческого, прошлого и настоящего в жизни Таджикистана четко прослеживается в стихотворении «Три красавицы Востока». Здесь художественно воссоздаются эпизоды из жизни женщин Земли. В каждом микростихе вступают во взаимодействие таджикское национальное прошлое и современное. Осуждая чадру, как символ прошлого, «в которой, как в могиле, молодость живую хоронили» и которая скрывала красоту восточной женщины, лирический герой полемизирует с поэтами-классиками, воспевавщими в своих газелях кипарисный стан, губы - «лепестки, алее крови», брови, подобные полумесяцу. В подтексте ясно звучит вопрос: как можно было любоваться женской красотой, если ее скрывала чадра? Поэты-классики не давали на это ответа. Такая форма скрытой полемики дает возможность поэту отрицать косные явления национальной жизни.

Стихотворение «Три красавицы» перед людьми Востока вновь «открывает» луну. В прошлом жители Таджикистана суеверно относились к лунным явлениям:

...Когда наступало затмение вдруг,

Нападал на народ одичалый испуг.

Поднимались сельчане на крыши домов,

Громко били по блюдам, по днищам котлов.

Но все это в прошлом. Красавицу луну, ее «вторую сторону» открыли современные ракеты:

И на этой земле, нетерпеньем горя,

    Космос выбрал красавицу, видно, не зря.

Суеверия развеяны наукой. Наука интернационализировало сознание простого человека.

Третья красавица – простая русская девушка, побывавшая в космосе. Здесь общечеловеческое окрашено в национальные поэтические тона. Мирзо Турсун-заде, изображая красоту девушки, использует традиционные эпитеты и метафоры. Валентина Терешкова – это «звезда», она всех затмила и «смутились толпы звезд перед красотой девушки». И здесь поэт держит в памяти идеи эпохи:

Валентина-красавица в космосе летит.

К звездам путь ей «Востоком» недаром окрыл!¹

                             (Перевод Л.Щипахиной).

В лирике Мирзо Турсун-заде можно увидеть и полное отрицание прошлого. Диалектика старого и нового прослеживается в обычном явлении, в заурядном случае, который произошел в семье героя (стихотворение «Электричество и семья»). Всего лишь три часа в доме нет электрического света. Мать возмущена, она требует, чтобы сын позвонил «начальнику электросети». Чтобы «засияли в квартире огни».

Лирический герой вызывает в памяти прошлое:

«Вспомним старое время, пожалуй...

Ты сидела при свете коптилки,

Как на камне у края могилы.

Словно копоть от черной коптилки,

Были вздохи горьки и унылы».

Однако мать имеет право на то, чтобы забыть прошлое. Она говорит:

«Вспоминать о былом неуместно!

Разве вспять мы сегодня шагнули?

Между прошлым и нынешним – бездна.

И прекрасен наш день современный.

А былое и наша эпоха,

Словно камень и жемчуг бесценный,

Наше прошлое кануло в вечность

За покорной и темной далью»[12].

                 (Перевод Л.Щипахиной).

Итак, национальное прошлое и современность Таджикистана в их временной диалектике, наряду с пространственной диалектикой, в поэзии Мирзо Турсун-заде является доминантой лирического восприятия и художественного отражения.

Диалектика национального и общечеловеческого проявляется в самом выборе поэтом объектов образного отражения. Мирзо Турсун-заде,. проникнавеный лирик, обращается к общему для всей мировой поэзии образу женщины – матери, возлюбленной, жены.

При этом он подчеркивает в общечеловеческом национальные приметы таджикской женщины. Создавая лирический образ женщины, Мирзо Турсун-заде раскрывает ее неповторимые психологические черты с позиций национально-общечеловеческого эстетического идеала.

Уже ранняя лирика Мирзо Турсун-заде в этом отношении представляла отход от вековой традиции восточной поэзии, в которой сложился абстрактный женский образ. Мирзо Турсун-заде смело разрушал поэтические образные каноны. Если в традиционной восточной поэзии образ женщины внеисторичен, внесоциален, то в его лирике женские образы вполе конкретны, прикреплены к эпохе, национальной социальной среде.

Так, в стихотворении «Материнское слово» рассказывается о сыле и стойкости матери, на чьи плечи обрушились труднейшие испытания сурового времени. Она отдала на войну двух сыновей. Поэт показывает предел материнского испытания. Она больше не в состоянии «падать на колени у могил», она не может смотреть на «пепелища и сирот». Мать в поэзии Мирзо Турсун-заде обретает общечеловеческие черты. Она борется не только за свое «маленькое» материнское счастье, но хочет, «чтобы мир спокойно жил».

В стихотворении «Материнские руки» Мирзо Турсун- заде воспевает силу женшины – созидательницы, которая розожгла очаг жизни, «одела сады» в прекрасные наряди, «воздвигла жилье», дала жизнь ребёнку, вскормив его «первым теплым молоком».

В нашу эпоху женщина – мать может стать во главе государства. Образ матери выходит за предели национальной этнокультуры и становится символом «водительница» всей народной жизни.

Герой стихотворения «Мать» хочет вызвать в своем воображении дорогие черты рано умершей матери:

                 Мне старица рекла. Что ты имела

                 С лепешкой смуглой схожее лицо,

                 Что родинка у края губ темнела             

                      И гибок стан был, словно деревцо.

      Поэт обращается к фольклоным образам: ручью, горе, туче, которые создают достоверность реалий национального прошлого народа:

                      Призналась туча: - Солоней, я помню,

                  Всех слез моих была ее слеза.-

                  И молвил гром: - Она пугалась молний,

                  В грозу боялось поднимать глаза[13].

                                     ( Перевод Я. Козловского).

 В результате создается обобщенный образ бесправной таджикской женщины прошлого. Поэт воздвигает «в сердце памятник» матери. Ею посеяны доброта и любовь к отчему краю в душе лирического героя.

Как видим, диалектическое слияние национального и обшечеловеческого в стихотворении «Мать» связано с временными категорриями. Современность проявляется в жизнелюбии сына. А прошлое – в изображении тех испытаний, которые выпали на долю женщини – матери.

От конкретных женских образов Мирзо Турсун- заде идет к обобщению, от изображения специфически – национальных черт – к чертам интернациональным и общечеловеческим. Это движение потребовало от поэта особой афористической формы, В стихотворении «Пусть всегда будет женщина» читаем:

                       То платком, как облаком, стыдливо

                       Укрывает ясное лицо,

                       То лукаво, гордо и смешливо

                       В нас бросает красное словцо.

                       То в душе она надежду будит,

                       То пронзает дуновеньем льда.     

                       Говорю с любовью я: - Пусть будет

                           Солнечная женщина всегда![14]

                                                   (Перевод Я.Козловского)            

     Образный смысл стихотворения «Пусть всегда будет женщина» обогащен блогадаря заглавию, вызывающему ассоциацию с текстом известной песни.

Традиционное и новаторское в трактовке образа женщины прослеживается в других стихотворениях Мирзо Турсун-заде – «Женщина есть женщина», « Мои глаза», «По воле твоей», «Хранительница огня» и др. Вся лирика Мирзо Турсун-заде, сочетающая ноциональное и интернациональные черты,проникнута мыслью о прекрасном будущем равноправной таджикской женщини. Создавая ее образ, поэт ставил проблемы нравственности, сыновнего долга, мира на земле для всех наций.

Национальные традиции в лирике Мирзо Турсун- заде обретают общечеловеческий смысл. В данном случае важно помнить о возможности перехода одного явления в другое, качественно новое. В связи с этим необходимо исследовать тот раздел лирики Мирзо Турсун-заде, в котором автор обращается к обрядам, обычаям таджикского народа.

Свадебный обычай горных таджиков становится темой стихотворения Мирзо Турсун-заде «Жил в горном селеньи один человек». Здесь рассказывается, как отказался от старых традиций житель гор, который прежде строго придерживался национальных обрядов и обычаев.

Поэт избирает такие образные средства, которые убедительно характеризуют лирического героя как носителя «доброй старины». Он, седой старик, отличается смелостью и ясным умом. Но случилось так, что он изменил раз и навсегда установленным правилам и нормам поведения, «разумным советам», которые сам подевал людям.

Его дочь (эталон восточной красоты) должна выйти замуж, но жених «помолвкою решил пренебличь», чтобы ускорить свадьбу. Стихотворный рассказ в финале обретает неожиданную развязку. Девушка говорит любимому, что отец:

                  Суров, чтоб понять нетерпенье сердец.

                   И, править старинный обичай горазд,

                   Вовек им согласья на свадьбу не даст.

 И вот финал стихотворения:              

                   Но был у селения бойкий язык,

                   Узнал обо всем стороною старик.

                   И в ярость от этого он не пришел,

                   А кликнул соседей за праздничный стол.

                   И в честь новобрачных, по воле судьбы,

                   Заздравные кубки содвинули лбы[15].

                                       ( Перевод Я. Козловского).

Ломка старых национальных традиций и наполнение их новым содержанием в стихотворении «Жил в горном селеньи один человек» совершаются мирным путем.

 Отказ от привычных представлений о свадебных обрядах совершается в сознании героя: он мечтает о свидании с любимой, что не было принято в старом Таджикистане. Моральную санкцию на это дает герою последовательная интернационализация жизни. В подтексте стихотворения «Вспоминаются юные годы» звучит полное нравственное оправдание подобных действий в будущем.

Новый свадебный обряд изображается в стихотворении Мирзо Турсун-заде «Ущелье невест». Здесь показаны и «свадебный поезд» - примета еще молодой, но уже прочно утвердившейся свадебной обрядности, и традиционные танцы и песни в сопровождении национальных музыкальных инструментов.

Новое и традиционное в свадебном обряде тесно переплетается и в стихотворении «Свадебный караван»:

Теперь у нас в обычай вошло с недавных пор:

В день свадьбы молодые спешат в объятья гор,

Чтоб скалам поклониться, чтоб свой насытить взор

Цветеньем трав душистых, кипеньем рек празрачных,

Чтоб лаской одарило ущелье новобрачных.[16]

                           (Перевод Т.Стрешневой).

Лирический герой, человек, умудренный жизненным опытом, с грустью вспоминает о том, что они с женой не знали «свадебного каравана» машин. Но он возлагает надежду на будущую свадьбу сына, когда, говорит он, «повезет нас в горы нарядная машина».

Национальное начало прослеживается и в изображении других обрядов и ритуалов. Так, в стихотворении М.Турсун-заде «Твои косички» лирический герой воспевает косички любимой. Он любуется ими и «мечтает, что к косичкам» прикоснется рукою, чтобы в его «распоряженье их навек передела». Вот как изображается этот радостный обряд:

Мать, любуясь, искупала, вновь косички заплела –

Словно шелковая пряжа по спине вдруг потекла.

Ты становишься прелестней с каждым днем – как хороша!

Ведь теперь пора косичек, сладкая пора пришла[17].

                                         (Перевод В.Цыбина). 

Мирзо Турсун-заде поэтизирует и новые праздники, которые родились в наши дни. Так, ритуал праздника труда изображен в стихотворении «Праздник хлопкового поля». Мирзо Турсун-заде придает жизненные черты новому обряду. Вся страна слышит «вести об урожае». Затем поэт «приближает» (приспосабливает) этот праздник к таджикской действительности.

Диалектика национального и общечеловеческого, проявляющаяся в чисто национальной этнокультуре (обряды и обычаи в буднях современной жизни) в поэзии Мирзо Турсун-заде обретает общечеловеческий характер.

Единство национального и общечеловеческого начал прослеживается также в пейзажной лирике Мирзо Турсун-заде. Менялся облик Таджикистана, но оставалась и первозданная красота его природы, которая стала для поэта символом родного края.

Лирический пейзаж Мирзо Турсун-заде локализован в двух георафических сферах: первая изображает Гиссарский хребет, горный Таджикистан, вторая – Гиссарскую долину. И в пейзаже Мирзо Турсун-заде полно передает национальные приметы родной республики. Горы, горные реки, пустыни, сады – все это пронизано теплотой и любовью.

Вот горная река в одноименном стихотворении. Она отличается национальными приметами. Она мчится среди гор. Ее гордый характер предстает в двух измерениях. Дикая первозданная красота реки вдохновляет поэта на труд. В свою очередь и река становится труженицей. Лирический герой вступает с ней в диалог. Ее «приручили» люди, и она из «былой дикарки» превратилась в «творца света». Вот она, созидательная и преобразующая сила реки-гордячки: «В душном зное потрескались губы пустыни - // Их серебрянной ниткой защьещь ты отныне». Преобразилась земля, изменился национальный пейзаж Таджикистана: «Снова стала таджиков земля молодой: // Ты  ее напоила живою водой»[18]. (Перевод В. Цыбина).

Мирзо Турсун-заде-лирик может передовать целые пейзажные панорамы горного Таджикистана, но непременным атрибутом здесь должна быть река. В стихотворении «Река Душанбе» показано движение реки, которая «с горных круч берет начало».

Река как поэтический символ довольно часто изображается современными лириками. Для русских мастеров художественного слова таким символом является Волга, для украинских – Днепр, для латышских – Даугава, для молдаван – Днестр. Для Мирзо Турсун-заде символом текучей, изменчивой национальной и общечеловеческой жизни становится  Душанбинка.

Реки Таджикистана дики и необузданны. В стихотворение «Наводнение» Мирзо Турсун-заде рисует картину «акватории» республики. Но сладки, прозрачны и чисты воды таджикских рек, они могут утолить жажду путника и труженика.

Пейзажная лирика Мирзо Турсун-заде выражает и исконную для восточной литературы мысль о том, что всегда, во все времена вода была и остается источником жизни. Так, в стихотворении «У вас в кишлаке» «водный ландшафт», сохраняя свою национальную самобытность, создает образ родины:

И воды ни в каком далеке

Слаще нет, чем у вас в роднике.

Льется свет с ваших солнечных ликов,

Оттого в окруженье арыков

Всех светлее у вас в кишлаке[19].

                           (Перевод Я.Козловского).

В то же время здесь звучит и общечеловеческий мотив, общий для всей поэзии.

Традиционен для поэзии Мирзо Турсун-заде образ сада. Это пейзаж, который создан человеческими руками. Сад в таджикской классической лирике олицетворял тот идеальный уголок мира, где проводят влюбленные остановившееся для них время. Это мир восточной любви, он «населен» розами и соловьями.

Мирзо Турсун-заде обращается к образу сада во многих стихотворениях. Так, в стихотворении «Лоза и земля» поэт новаторски трактует образ сада и вводит новый образ – садовника. Здесь сад становится символом челевеческого труда, который обновляет и обогащает национальный пейзаж Родины:

Стал садовник обрезать молодые лозы,

Набегали горько их сахарные слезы.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Буйство жизни обрели лозы винограда,

Льется вешнее тепло вдаль под небосклоном,

Корни черные прожгло пламенем зеленым.

Буйство жизни обрели лозы винограда,

В сердце матери-земли гордость и отрада[20].

                       (Перевод Я.Козловского).

В стихотворении «Наш сад» Мирзо Турсун-заде прямо называет творца и преобразователя природы. Это садовник. Уместно здесь было бы вспомнить и образ сада и садовника в стихотворении М.Рыльского «Третье цветение» из сборника «Розы и виноград». Образ сада и садовника в книге украинского поэта связаны с современной жизнью[21]. Философские идеи Мирзо Турсун-заде перекликаются с мыслями философской повести Вольтера «Кандид». Как известно, вольтеровский герой призывал: «Будем возделывать свой сад!». Вольтеровский сад – это нравственное совершенствование человеческой природы и общества.

Мирзо Турсун-заде придает общечеловеческие качества саду, «новому пейзажу»:

Новый сад возделан нами – даль вокруг него светла.

Потускнела слава сада прежнего, давно прошла,

Будет вечно плодотворным новый сад – садовник наш

Понимает каждый кустик и его дела[22].

                             (Перевод В.Цыбина).

Анализ пейзажной лирики Мирзо Турсун-заде позволяет открыть новую грань диалектики национального и общечеловеческого. В этом, наверное, уникальность творчества таджикского поэта. Если, обычно, лирический пейзаж показывал одну сторону этого единства, то в даном случае перед нами слитность противоположностей – национального и общечеловеческого начал.

Лирика Мирзо Турсун-заде, как и его эпико-лирические произведения, не может не воспроизвести диалектику национального и общечеловеческого в, так называемой, «второй действительности». Такой «второй действительностью» для каждого поэта является мир искусства и литературы.

Мирзо Турсун-заде интересуют новые формы взаимовлияния и взаимообогащения литератур. Процесс сближения литератур имеет свои давние традиции, но совершался он стихийно, от случая к случаю. В настоящее время проблема взаимодействия возведена в продуманную систему. Это переводы, декады исскуства, периодика и т.д. У Мирзо Турсун-заде имеется целый ряд стихотворений, которые посвящены знаменитой декаде таджикского исскуства в Москве 1941 году. Диалектика национального и общечеловеческого раскрывается в них в сложнейших связях. История Таджикистана и история народа и родной литературы, запечатлены в именах Рудаки, Фирдоуси, Авиценны, Саади. Этот древний период в истории таджикского народа представлен лирическим героем стихотворения «Сокровищница песен» как славная веха:

То древняя слава таджиков была,

Таджикского племени мысли, дела,

Таджикского гения первый расцвет,

Таджикская песня исчезнувших лет.

Но пришел «Чингиз кровавый» и возникла угроза полного исчезновения этнокультуры:

Померкло прекрасное имя «таджик»,

Пропало из песен, дастанов и книг.

В языках народов не стало его,

От имени «место осталось мертво!»

Забытое племя, разбитая рать...

Но древний народ не хотел умирать!

Лирический герой слолвно бы перелистывает страницы таджикской истории. И вот наступает «чудо».

И время настало, и солнце взошло,

И все, что могло расцвести, расцвело.

                            (Перевод А.Адалис).  

Возрождается классическая поэзия Таджикистана и создаются новые произведения. И все это богатство, «сокровищницу песен» представляет лирический герой в Москве и москвичам.

Своеобразно разрабатывается в поэзии Мирзо Турсун-заде тема русской литературы. Вот пушкинская тема. Она занимает важное место в творчестве Мирзо Турсун-заде. В раннем стихотворении «Пушкину» взаимодействуют русская (пушкинская) и таджикская (Фирдоуси) традиции. Диалектика национального и общечеловеческого обретает здесь новые грани, которые не были известны таджикской поэзии. Поэтическая формула М.Турсун-заде сводится к следующиму: один поэт – яркий представитель национального и общечеловеческого (русская этнокультура) и другой поэт – выразитель национального и общечеловеческого (таджикская этнокультура) в своем взаимодействии создают эффект интернационального пафоса.

Лирический герой стихотворения «Пушкину» стремится познать мир русского гения. А познав, он почувствовал его «родным». Открывает для себя в школе Пушкина и «дочюрка Фирюза». Пушкин органично входит в таджикскую этнокультуру благодаря переводам. Поэзия Пушкина звучит «на таджикском языке» и таджикам становится понятен дух и характер русского народа.

Я слышу вечный голос твой

В кипенье горных родников,

В цветенье хлопковых полей,

В дыханье утренних садов.

Твой голос в каждый мой напев

Так дивно, сказочно вплетен,

Так неразрывно слит навек

Он с милым языком моим,

Что для народа моего,

Как Фирдоуси, ты стал родным[23].

                 (Перевод В.Державина).

Пушкинское (русское) и таджикское проходят и в стихотворении М.Турсун-заде «На книжном базаре». Здесь говорится о непреходящем, вечном, общечеловеческом значении поэзии Пушкина и Хайяма. Лирический герой – поэт, наш современник, «уверовав в собственный дар», пришел на книжный базар посмотреть, как идет продажа его сочинений. Но покупатели требуют не книги поэта – «современника», а стихи Пушкина и Хайяма...

Таким образом, взаимосвязь национального и общечеловеческого у Мирзо Турсун-заде может развиваться и по линии утверждения художественной ценности произведений поэтов прошлого, которые как бы становится нашими современниками. И если явления прежнего национального быта в поэзии М.Турсун-заде часто вступают в противоречие с современностью и тогда обречены на отмирание, то в искусстве прошлое (высокохудожественное) актуализируется.

Пушкинская тема в поэзии М.Турсун-заде усваивается и становится родной, таджикской, хайямовской. Так, в стихотворении «Наполни, кравчий, пиалу...» Мирзо Турсун-заде избирает в качестве ведущего мотива оптимизм пушкинских строк: «Друзья, прекрасен наш союз». Этот призыв-восхищение перекликается  хайямовскими строками, вынесенными в заглавие стихотворения поэта. Вот как диалектически сплавляются пушкинское и хайямовское (русское и таджикское):

И на пиру в святом пылу

Сердечного чекава

Наполни, кравчий, пиалу

Вином Таджикистана!

Заветных муз крылатый груз

Несем мы безупречно.

Друзья, прекрасен наш союз,

И жить он будет вечно[24].

          (Перевод Я.Козловского)

Близка поэзии Мирзо Турсун-заде и «тема Маяковского». Диалектика национального и общечеловеческого в стихотворении «Маяковскому» первоначально переносится в сферу эстетическую, а затем и в сферу патриотическую.

В стихотворении два лирических героя: первый – Маяковский, второй – таджикский поэт. Финал стихотворения «Маяковскому» объединяет поэзию и время:

Если бы во мне пролился,

Хоть немного, голос твой...

У певцов страны великой

Ты всегда в груди живешь.

В хоре том разноязыком

Запевалою идешь![25]

                        (Перевод В.Сергеева).

Сцепление двух национальных культур в поэзии М.Турсун-заде создает особый мир единства. В данной связи, думается, уместно применить терминологию академика Д.С.Лихачева, который говорит о национальном единообразии и национальном многообразии[26]. Диалектика национального многообразия распространяется не только на одну культуру. Мирзо Турсун-заде расширяет грани национального, впитывая в себя национальное другой поэзии.

Взаимодействие поэзии прошлого с современной лирикой становится у М.Турсун-заде одной их важных проблем. Национальное и общечеловеческое начала проявляются и в цикле стихов Мирзо Турсун-заде, посвященных таджикским поэтам прошлого. Можно условно разделить эти стихотворения поэта на микротемы: тема хайямовская, тема хафизовская, тема Рудаки, Фирдоуси.

Так, в стихотворении «Два бейта о Хафизе» поэт передает афоризм классика таджикской поэзии:

Хафиз сказал: - Возле моей могилы

Почувствует гуляка запах милый.

Влюбленные пройдут – зажгу в их сердце

Любви огонь я с небывалой силой[27].

                     (Перевод В.Цыбина)

Хафизовская тема проходит и в стихотворении Мирзо Турсун-заде «Песня любви», эпиграфом к которому стали знаменитые строки Хафиза о красоте юной тюрчанки, за чей взгляд, за чью индийскую родинку поэт готов отдать красивейшие города мира – Самарканд и Бухару.

Многие поэты и прозаики обыгрывают эти знаменитые строки Хафиза. С ними связана интересная легенда. Когда в Шираз, где жил поэт, вступили войска Тимура, то старика Хафиза, одетого в рубище дервиша, привели к нему. Тимур сказал «Я своей сверкающей саблей покорил мир, дабы вовеличить Самарканд и Бухару, а ты, ничтожный смертный, посмел дарить их кому-то за индийскую родинку!» Поэт с присущей ему иронией, ответил: «Владика мира! Видишь, до какой бедности довело меня расточительство». Так ли это было на самом деле, сказать трудно. Но знаменательно, что волшебник из Шираза не побоялся отдать за красоту тюрчанки два города «железного хромца», не побоялся потому, что велика была его поэтическая мощь.

Но вот прошло шесть веков. Теперь собеседником Мирзо Турсун-заде становится Хафиз. Встречаются седая старина и жгучая современность. Современный поэт, помня о возлюбленной Хафиза, воспевает «свою таджичку»:

Шираза краса! Видно, время твое миновало,

А с ним предрассудков и гнета кровавое зло.

Хотя не снимаю, тюрчанка, тебя с пьедестала,

Но думаю: мне на таджичку сильней повезло.

Мирзо Турсун-заде «щедрее» Хафиза. Его таджичка «озарила собою науки чертог», и он готов подарить ей «древние два континента» - Азию и Африку:

Таджичка! Тебе континентов дарить и не надо,

Ведь совесть твоя, как любовь, неподкупно жива.

Возьми же в подарок, надежда моя и награда,

Ты эти тобою рожденные к жизни слова[28].

                               (Перевод Л.Мигдаловой).

Общечеловеческое начало поэзии Хафиза вздохновляет современного автора на поэтическое «соревнование». В стихотворении Мирзо Турсун-заде «Песня любви», с одной стороны, сохраняется традиция хафизовской любовной темы, с другой, поэт вступает с ним в полемику.

Сближение прошлой и современной национальных культур обогащает поэзию М.Турсун-заде. В связи с этим нельзя не отметить справедливость следующего утверждения М. Расули: «Именно из диалектики национального и интернационального выпекает один из важных вопросов современной эстетики – почему мировой историко-художественный процесс представляет собой не ряд параллельных национальных линий, а сложную сеть взаимных пересечений, влияний, взаимствований, обменов, сближений и расхождений. Общечеловеческое значение каждого национального исскуства позволяет всем искусствам братских народов обогащать свою национальную традицию опытом других национальных школ»[29].

Диалектика национального и общечеловеческого проявляетса и в стихотворениях Мирзо Турсун-заде, посвященных видным историческим деятелям и героям – представителям других нации. В этих стихах таджикское начало словно бы полностью исчезает. Но на самом деле оно ощущается в самой лирической интонации. В этих стихах поэт-интернационалист соединил лирику с публицистикой[30].

Плакатность и публицистичность этих стихотворений М.Турсун-заде очевидно. Разумеется, это не портретные зарисовки. Чтобы раскрыть многогранные диалектические связи национального и общечеловеческого в этой группе произведений поэта, рассмотрим стихотворение, посвященное Долорос Ибаррури – «Дочери Астурии». Гражданская война в Испании определяет движение чувства лирического героя. Для него «дочь Астурии» представляется сестрой.

Люди мира ждут победы сил прогресса над силами реакции. В этой борьбе поэт восхищается мужеством дочери Астурии. Здесь единство национального и общечеловеческого предстает как целостный союз. «Испанское», «таджикское» - все это создает особый пафос интернационализма. Гнев лирического героя – это проявление политической, гражданской ненависти. Он прямо цитирует слова Долорес, ставшие интернациональным лозунгом освободительной борьбы: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!»

Героикой пронизано и стихотворение Мирзо Турсун-заде «Памяти капитана Гастелло». Гастелло – настоящий сын родины, и поэт для его изображения находит самые точные слова, самую задушевную интонацию. Лишь в заключительной части стихотворения поэт рассказывает о подвиге свего героя, наделяя чертами богатыря таджикских эпических сказаний.

Диалектика национального и общечеловеческого в лирике Мирзо Турсун-заде прослеживается в жанровой системе его стихов. Поэт верен традиционной для таджикской поэзии бейтовой форме, использует и форму газели. Но если бейт у него стабилен, каноничен, то газельные формы отличаются значительной гибкостью, изменяются, модифицируются.

Значительно реже в поэзии Мирзо Турсун-заде встречаются жанры рубаи и дубайти – четверостишия. Классическим примером последнего может служить «Два бейта о Хафизе». Здесь поэт новаторски использует возможности классического жанра, давая образец спаренного (двойного) бейта.

Единство национального и общечеловеческого в поэзии Мирзо Турсун-заде проявляется не на поверхности, а в жанровых глубинах. Оставаясь по преимуществу в рамках жанровых традиций, поэт углубляет их, находит в них новые возможности. Вместе с тем он обращается и к непривычным для таджикской поэзии формам стиха – четверостишиям (катренам). Это уже европейские строфы с парной и перекрестной рифмой.

В лирике Мирзо Турсун-заде представлены и такие чисто европейские жанры, как баллада, сонет (вспомним «Индийскую балладу», сонеты «Чабан», «Наш сад» и др.).

Лирика Мирзо Турсун-заде характеризуется мажорной тональностью. Образцы прежней классической лирики таджикских поэтов часто содержали ламентации, у М.Турсун-заде доминирует светлая, звонкая публицистическая интонация, идущая от призывов, лозунгов, риторических обращений. Гражданский пафос лирики поэта усиливает ее общечеловеческое звучание.

Взаимодействие национального и общечеловеческого художественного опыта способствовало совершествованию формы стиха Мирзо Турсун-заде, лирической сюжетики и композиционной структуры.

Сюжетность лирического повествования у Мирзо Турсун-заде обусловлена разрабатываемой тематикой. Это, в свою очередь, накладывает отпечаток и на композицию. Условно в стихе Мирзо Турсун-заде можно выделить две части: старое (национальное) и новое (интернациональное). Бинарность композиционной структуры не выделена графически. Она входит во внутритекстовую структуры стихотворений и диалектически переплетается.

Интересны вариации внешнекомпозиционного характера: в одних случаях старое выносится в экспопзицию стихотворения, в других – в финал.

Лирический конфликт в произведениях М.Турсун-заде также определяется диалектикой национального и общечеловеческого, борьбой старого и нового. При этом конфликты могут быть религиозными, национальными, социальными, бытовыми. В послевоенные годы главным конфликтом постепенно становится нравственный.

Единство национального и общечеловеческого в лирике Мирзо Турсун-заде углубляятся философичностью мировоззрения его лирических героев. Они остро ощущают бег времени, настойчиво ведут поиск истинных моральных ценностей, и поэтому, как правило, их психология раскрывается в движении.

Многообразие тематики и проблематики лирических стихотворений Мирзо Турсун-заде, многочисленные образцы и формы художественной диалектики национального и общечеловеческого начал со своей необходимостью требует особого подхода. Результаты проделанного анализа позволяют сделать вывод о наличии в стихах поэта ряда взаимосвязанных мотивов, уровней, поблем. Во-первых, это проблема локально-территориальных связей, перемещений (действительных или мысленных), которые осуществляет лирический герой или автор в поисках нравственного идеала, доказательств дружбы между народами мира. Во-вторых, это мотив диалектической связи времен, которая художественно реализируется в сопоставлении и противопоставлении прошлого и настоящего. С этим же связана пролема быта, нравов, обычаев, обрядов, которая в свою очередь наиболее полно выражает особенности таджикской национальной этнокультуры. В-третьих, единство национального и общечеловеческого определяет уровни конкретной образности в стихах Мирзо Турсун-заде. Так, создавая традиционно-лирический образ женщины, поэт наделяет его национальными и общечеловеческими чертами. В четвертых, в результате анализа мы убедились в своеобразии лирического пейзажа у Мирзо Турсун-заде. Естественная и рукотворная природная среда, изменяемая волей и созидательным трудом человека-творца, при своей национальной неповторимости активно интернационализируется. Наконец, единство национального и общечеловеческого проявляется в изображении «второй действительности» - искусства, литературы, которая поставляет поэту темы, сюжеты, образы. В данном случае диалектика национального и общечеловеческого начал проявляется в утверждении межнациональных эстетических связей.

Итак, лирика Мирзо Турсун-заде дает многообразные образцы конкретного проявления художественной диалектики национального и общечеловеческого начал.

      

---